В приведенных условиях московски
В приведенных условиях московских старообрядцев отношение их
к Православной Церкви выражено так, что, с одной стороны, требовалось единение
старообрядчества с Церковью (пп. 1—2, 6—7, 10, 12, 14—16), а с другой —
выговаривалась некоторая его обособленность (пп. 3—5, 8—9, 11, 13). Но то и
другое по некоторым пунктам стояло во внутреннем противоречии. Замечая
внутреннее противоречие указанных условий, митрополит Платон ограничил пункты
московских старообрядцев. Оставляя в стороне замечания Преосвященного на пункты
1—4, 6—10, 12—16, содержащие или простое его согласие на условия, или общие
рассуждения, нельзя не обратить внимание на его ограничительные замечания на 5-й
и 11-й пункты прошения. По 5-му пункту митрополит Платон ограничил позволение
присоединяться к Единоверию только тем из незаписных старообрядцев, которые, по
исследованию епископа, никогда в Православную Церковь не ходили и таинств ее не
принимали. По 11-му пункту митрополит Платон ограничил возможность причащения
членам Греко-российской Церкви у единоверческих священников «крайней нуждой»,
если бы в «в смертном случае» не нашлось православного священника в церкви. И в
том, и в другом случае, митрополит Платон желал предупредить переход
православных в Единоверие. В таком переходе он видел несоответствие цели
Единоверия. «Церковь, — писал он, — яко мать сердобольная, не видя в обращении
отторгшихся великого успеха, расудила за благо учинить некоторое таковым, в
неведении погрешающим, снисхождение через учерждение Единоверия, следуя примеру
апостольскому -- "иже немощным бысть, яко немощен, но с тем, да немощных
приобрящет", и дабы возыметь благую надежду, что таковые со временм Богом
просветятся и ни в чем неразнствующее с Церковию приидут согласие». Отсутствие
ограничений, по мысли митрополита Платона, могло послужить соблазном для
некоторых православных, которые, подобно старообрядцам, слишком много придавали
значения обрядовой стороне Богослужения и которые, видя, что Церковь безразлично
относится к обрядам, как к своим, так и к единоверческим, по меньшей мере,
недоумевали бы, где — истина и где — заблуждение.
Само наименование «Единоверие» в то время казалось вполне удовлетворительным:
единоверцы за свои старые, многим казавшиеся тогда ущербными обряды, не
удостаивались названия православных. Отсюда кажущееся сегодня странным деление
одной и той же Православной Церкви на собственно Православие и Единоверие,
противопоставление ветвей одной и той же православной веры под именем
«Православия» и «Единоверия».
В первые же годы после утверждения правил Единоверия
образовались единоверческие приходы в Москве (1801), Калуге (1802),
Екатеринбурге (1805), Костромской епархии (1804) и другие.
Важным для существования Единоверия стало учреждение 31
декабря 1818 года по указу Св. Синода особой единоверческой типографии при
Московской Троице-Введенской церкви для печатания богослужебных книг в
дореформенной редакции. Постановлением Св. Синода 1820 года, были изданы правила
о порядке печатания книг. Этими правилами было предписано: иметь при типографии
двух или трех попечителей по выбору единоверцев и двух надзирателей из духовных
особ по выбору епархиального архиерея и утверждению Синода; каждую книгу,
предположенную к печати, представлять епархиальному Преосвященному, который
поручает ее духовным надзирателям поверить и сличить с книгами, хранящимися в
синодальной или типографской библиотеках; печатать так поверенную книгу не
иначе, как после подписи каждого исправленного корректурного листа одним из
духовных смотрителей. Распространение этих книг было весьма велико, – это видно
из отчетов Обер-Прокурора Св. Синода. Так, в 1849 году из единоверческой
Московской типографии выпущено 7200 экземпляров книг, в 1854 году — 9 600
экземпляров.
Единоверие в царствование Александра I и Николая I.
Царствование Александра I принесло значительное облегчение всему
старообрядчеству. Правила 1822 года дозволяли старообрядцам иметь беглых
священников. При терпимости Александра Благословенного к старообрядцам,
единоверцы как бы пренебрегались светской властью как в религиозном, так и в
гражданско-общественном отношении. Это отразилось на положении Единоверия.
Немало единоверцев, неудовлетворенных своим положением в лоне Великороссийской
Церкви, возвращались в прежнее положение старообрядцев.
Единоверцы, обращаясь к Православной Церкви, ожидали, что,
кроме священников, им дадут и обещанных единоверческих архиереев, но ошиблись в
своих ожиданиях. Кроме того, Единоверие по своему назначению было признано лишь
переходной ступенью, временным средством сближения раскольников с
Греко-российскою Церковью, а поэтому, невозможно было присоединиться к
Единоверию не только православным, но и тем из фактических раскольников,
которые, только номинально писались православными.
С восшествием на престол Императора Николая I взгляд светского Правительства на
раскол значительно изменяется. Оно начинает теперь видеть в нем не только один
элемент противоцерковный, не одних «церковных мятежников», но и элемент
противогосударственный, противообщественный, «тайных мятежников вообще».
Изданные Правительством Александра I постановления относительно избежания
духовенством встреч со старообрядцами и споров с ними о вере были отменены, как
неразумные и нецелесообразные, а взамен их раздается усиленный призыв к
энергичной духовной борьбе с церковным расколом. Обращается должное внимание на
Единоверие, как на главное духовно-нравственное средство в этой борьбе. Но,
заботясь об успехах Единоверия, светская власть Николаевского времени определяет
эти успехи не столько внутренней настроенностью единоверцев, сколько их
численностью, достигаемой уравнением гражданских прав единоверцев с
православными и принятием радикальных мероприятий против старообрядцев.
|